Эмиль Марианович Сенкевич, доктор медицинских наук, профессор, был кумиром моего детства и юности и оставил о себе добрую светлую память в моем сердце. Он был самым близким другом моего деда, художника Василия Ивановича Горбунова, и до конца своей жизни остался надежным заботливым другом всей нашей семьи после гибели деда в сталинском концентрационном лагере в далекой Сибири.
Блестящие представители старинной русской интеллигенции, люди высокого благородства и чести, большого трудолюбия и ответственности, ровесники (Сенкевич был моложе деда на 2 года), они познакомились и сразу подружились в 1909 году, в год приезда Эмиля Мариановича в Красноуфимск. Годом раньше Василий Иванович приехал в родительский дом из Санкт-Петербурга после окончания художественного училища барона Штиглица (ныне академия им. В.Мухиной) и нескольких лет работы театральным художником в прославленном Мариинском театре. В Красноуфимске работал преподавателем промышленного училища и женской гимназии.
Сколько помню себя с самого раннего детства, вся наша семья очень любила доктора Сенкевича, относилась к нему с глубоким уважением, и он платил нам взаимной искренней любовью и дружбой до последнего дня своей трагически оборвавшейся жизни.
Эмиль Марианович родился в семье потомственного дворянина Мариана Анастасьевича Сенкевича, участника польского восстания 1863 года, и после отбытия тюремного заключения сосланного из Польши на Северный Урал в Пелым. Прожив в Пелыме шесть лет и потеряв при трагических обстоятельствах жену и троих детей, отец доктора Сенкевича вторично вступил в брак с Аврелией Яковлевной Маковской, от этого брака также имел троих детей.
В 1880 году у них родился сын Эмиль. Эмиль Марианович, поляк по национальности, римско-католического вероисповедания, закончил медицинский факультет Варшавского императорского университета в 1902 году и вернулся в Пелым, где в течение трех лет работал сельским врачом. Испытательную комиссию прошел с отличием в Казанском университете, и 7 ноября 1906 года удостоен степени лекаря со всеми предусмотренными правами и преимуществами.
В 1908 году доктор Сенкевич уехал за границу, где стажировался во Львове, Вене, Париже, Берлине. Очень помогло знание иностранных языков: английского, немецкого, польского. Работал и стажировался в хирургической больнице Мадо в Рочетере.
В 1909 году он вернулся в Россию и приехал в Красноуфимск, где проработал около 10 лет хирургом и главным врачом Красноуфимской уездной земской больницы. С первых самостоятельных шагов врача-хирурга он чрезвычайно ответственно и вдумчиво относился к своей работе, тщательно анализируя успехи и ошибки. Он систематически обобщал свои наблюдения и, основываясь на шесть тысячах операций, сделанных в сельской и уездной больницах, написал интересную и необходимую книгу для молодых врачей, не имеющих клинической подготовки по хирургии.
Эмиль Марианович ежегодно отчитывался перед земской управой, делая глубокий анализ всей работы больницы, ставил актуальные задачи по улучшению ее деятельности.
Уже в первом его отчете за 1910 год видно, на сколько увеличилось количество проведенных хирургических операций. Его отчеты публиковал Московский императорский университет.
Доктор Сенкевич - автор 44 научных работ, 11 из них изданы за рубежом на многих языках мира. Докторскую диссертацию защитил в 1952 году в Свердловском государственном медицинском институте.
Доктор Сенкевич имел в Красноуфимске два собственных дома. В одном из них, старинном двухэтажном здании на углу улиц Мизерова и Октября (Мизерова, 50) до 1918 года располагалась его частная клиника со стационаром, здесь же он вел прием пациентов. В этой клинике у доктора Сенкевича работала ставшая теперь легендарной Городилиха (Городилова Г.В.), которую он очень высоко ценил. Помню, бабушка очень ушибла руку, городские врачи не смогли ей помочь, наконец хирург Михаил Соколков посоветовал обратиться к Городилихе, которая за 3-4 сеанса вылечивала руку. Летом приехал в отпуск Сенкевич, бабушка высказала свое удивление: «Какая-то темная старуха быстро вылечила руку, начинавшую уже сохнуть, а врачи не могли помочь».
- Никогда не называйте Городилиху темной старухой, - возразил Сенкевич, - это талант! Это талантище, данное Богом! Она работала массажисткой в моей клинике, закончила медицинские курсы. Я объездил пол-Европы, а такой массажистки не встречал».
Я привела почти дословно мнение Сенкевича о Городилихе.
Сам доктор Сенкевич пользовался в Красноуфимске большим авторитетом как хирург, уролог, гинеколог. Кстати, он принимал роды у моей мамы, ее невестки (сестры брата) и сестры. А каким успехом он пользовался у красноуфимских дам! Многие дамы, будучи совершенно здоровыми, выдумывали себе разные болезни, лишь бы попасть к нему на прием.
Мемориальная доска на стене бывшей клиники доктора Сенкевича напоминает нам о том, что здесь летом 1918 года размещался штаб Красноуфимского красногвардейского отряда. Позднее это был обычный жилой дом на несколько квартир, жильцы которого в советское время «боролись за дом образцового порядка». Пожалуй, они достигли поставленной цели. Сейчас дом имеет весьма неприглядный вид: давно сломана красивая веранда, кое-где выбиты оконные стекла второго этажа, до недавнего времени не было ни ворот, ни забора, теперь их восстановили, и никто уже не борется за образцовый порядок.
Печальна участь большинства старинных домов в Красноуфимске, а ведь это история нашего города, целых поколений горожан. К сожалению, мы безвозвратно теряем то, что можно сохранить для будущих поколений как живую память о прошлом, без которого невозможно предвидеть будущее.
Во втором доме - ул. Октября, 35 Эмиль Марианович жил со своей семьей. Большой старинный дом был окружен живописным садом: сосны, липы, лиственницы, клены с резными листьями (сейчас остался единственный и то весь обломан), кусты сирени, акации, рябины, летом лесные фиалки и ландыши... Был уголок рая на земле. Здесь прошло раннее детство моей мамы, ее брата и сестры, друживших с детьми Сенкевича, Кингой и Зигмундом. Сейчас сад превратился в проходной и безнадзорный двор. Металлическая ограда в нескольких местах отсутствует, заросли клена, называемого в народе американским, этот страшный сорняк, с которым невозможно справиться, постепенно затягивает сад. Газон со стороны ул. 8 Марта зарос кустами и высоким бурьяном, здание полуразрушенного бывшего клуба ОЭЗ, как безжизненный призрак дополняет мрачную картину. По территории некогда прекрасного Сенкевичевского сада не только вечером, но и днем ходить небезопасно. И неудивительно, что здесь был найден труп женщины, а недавно было совершено нападение среди белого дня на женщину с маленькой девочкой, как рассказывают проживающие по соседству с садом жители. А ведь это - центр города, памятные места. И только две самые смелые красноуфимские женщины ходят в Сенкевичевский сад отдохнуть в погожие деньки - это заслуженные учительницы, сестры Вера и Мария Михайловны Мухановы.
Дом старый, некрасивый, совсем не похожий на прежний, когда-то был распродан по частям. Часть дома Эмиль Марианович оставил для себя, жил в нем ежегодно приезжая в отпуск, а последние года два постоянно. Позднее, уже после его смерти, здесь был детский сад, о чем напоминают остатки фонтана (мы очень любили строить фонтаны, которые никогда не работают). В настоящее время снова жилой дом.
Все сказанное не столько элегическая нота грусти о безвозвратно утраченном прошлом, о замечательных людях, живших в нашем городе. Это желание пробудить интерес особенно у молодежи к прошлому своей малой родины, в котором было много поучительного и полезного. Почувствовать сопричастность к нему, восстановить исчезающую связь поколений. Безнравственно забывать свое прошлое и относиться к нему преступно небрежно.
После Октябрьской революции в период гражданской войны выдающийся земский хирург, потомственный дворянин Эмиль Марианович Сенкевич неожиданно для многих в 1918 году добровольно вступил в ряды Красной Армии и по 1922 год служил военным врачом. Поэтому не случайно в здании его частной клиники летом 1918 года размещался штаб Красноуфимского Красногвардейского отряда, о чем свидетельствует мемориальная доска на доме № 50 по ул. Мизерова. По-видимому, сказалось влияние его отца, участника революционных событий 1863 года в Польше. В последующие пять лет 1924-1929 годы он работал в клинике Ленинградской военно-медицинской академии и Ленинградском институте усовершенствования врачей.
Затем после недолгого пребывания в Иркутске, с начала 30-х годов и до конца своей трудовой деятельности работал в Свердловском государственном медицинском институте, где защитил докторскую диссертацию.
Я постараюсь рассказать о далеком счастливом времени моего раннего детства и юности, о некоторых эпизодах, связанных с доктором Сенкевичем, которые сохранились в моей памяти. Мы ежегодно в летнее время приезжали с родителями в Красноуфимск к деду и бабушке в гости. Мне было не более пяти лет, но я так ясно все помню, как будто это было вчера.
Было прекрасное летнее утро, светлое, лучезарное. Воскресенье. Бабушка закончила стряпать, все уже встали, но еще не пили утреннего чая. Двери, ведущие в большую открытую террасу, распахнуты настежь. На террасе старинная плетеная мебель. Большой обеденный стол в столовой накрыт белой скатертью. Я вошла в столовую и вздрогнула от неожиданности. Около буфета на корточках сидел доктор Сенкевич и украдкой, с большим аппетитом ел бабушкины шаньги. Следом за мной в столовую вошли дед с бабушкой и обнаружили уже не впервые лакомившегося тайком Эмиля Мариановича. Он, ни мало не смущаясь, продолжал есть шаньгу. Все весело смеялись, шутили, только я была в недоумении, почему им смешно, ведь без спроса нельзя ничего брать, особенно чужое, а он...
Очень любил шаньги Сенкевич, как он говорил: пол-Европы объездил, а таких вкусных не едал. Кстати, вчера моя добрая знакомая Калерия Семеновна Нефедова, когда-то жившая в доме Сенкевича, тоже вспоминала, как угощала Сенкевича шаньгами. Очень многие красноуфимцы до сих пор помнят Эмиля Мариановича.
После утреннего чая взрослые организовали стрельбу в цель. Я уютно устроилась на террасе в плетеном кресле-качалке с любимой кошкой на коленях, и, тихонько покачиваясь, внимательно наблюдала за взрослыми. У изгороди, отделявшей сад от огорода, росли три стройных молодых вяза. Василий Иванович, мой дед, в старомодном атласном халате с кистями, высокий, стройный, красивый, в руках у него старинная винтовка «Монте-Крист», как называла ее бабушка. Бабушка, молодая, прекрасная женщина, в длинном утреннем пеньюаре, любимого старо-розового цвета, с живописно заколотыми изящным гребнем чудными распущенными волосами. Доктор Сенкевич в светлом летнем костюме из китайской чесучи, в белой шляпе, элегантный, не по возрасту моложавый.
Дед укрепляет мишень к одному из вязов, отмеривая шагами расстояние, и первым готовится стрелять. Он старательно целится, и по одобрительному возгласу Сенкевича и бабушки я догадываюсь, что выстрел удачен.
Вторым стрелял Сенкевич. Он долго целился, слегка откинувшись всем корпусом назад. Надо сказать, что у доктора Сенкевича был физический недостаток: у него не поворачивалась шея. Если надо было повернуться в ту или другую сторону, он поворачивался всем корпусом. В молодости его сбил проезжавший мимо экипаж - были повреждены шейные позвонки. Это не мешало ему быть отличным стрелком. Последней стреляла бабушка. Она в отличие от мужчин, быстро и легко вскинула винтовку, чуть прищурив свои дальнозоркие глаза и почти не целясь, точно попала в центр мишени, вызвав удивление и восторг у аплодирующих ей мужчин.
К обеду в доме собралась небольшая компания друзей и родственников. Все перешли в зал, где были музыкальные инструменты, ломберный стол, картины и много цветов. Дед играл на фисгармонии, очень красиво пел, танцевал. Василий Иванович поставил посреди зала венский стул и предложил мужчинам поднять его вытянутой рукой, взяв за нижнюю часть ножки, стул должен был находиться в том положении, в каком стоял. Для этого необходима была значительная сила, как пояснил дед. Сенкевичу показалось, что большой силы здесь и не требуется, и первым попытался его поднять, но стул в его руке перевернулся. Он сделал вторую попытку поднять стул. От сильного напряжения, а может, были виноваты бабушкины шаньги, он как ...пукнет! (прошу прощения у читателей за нескромность). Деликатные дамы сделали вид, что не заметили такого конфуза, мужчины подавили вырвавшийся смешок и только я в свои 5 лет, не научившаяся сдерживать эмоции, громко засмеялась. Бабушка незаметно для других погрозила мне пальцем и выставила за дверь. Но тут выдержка покинула общество, раздался взрыв гомерического хохота до слез. Больше всех хохотал сам Сенкевич. До сих пор не знаю, поднял ли он злосчастный стул, но этот курьезный случай запомнился на всю жизнь.
Доктор Сенкевич и мой дед были азартными охотниками. У Сенкевича было дорогое двухствольное ружье с оптическим прицелом. У Василия Ивановича тоже двухствольное старинное ружье марки Барклай. Любимым охотничьим местом были леса около деревни Усть-Торгаш за рекой Уфой. Называли деревню по старинке Ларичами. Привозили много боровой дичи: рябчиков, косачей, ходили на лося. Бывший житель этой деревни, хорошо знавший доктора Сенкевича, Владимир Буров подарил мне фотографию, где Сенкевич снят рядом с убитым лосем. Зимой очень много привозили зайцев, приходилось даже нанимать розвальни, чтоб доставить добычу домой. Помню, один раз привезли полные розвальни зайцев, разложили их в кухне рядами, мне было так жаль бедных зайцев. Я ушла в бабушкину комнату, долго и горько плакала.
Спустя много лет, когда уже не было в живых моего любимого деда, Сенкевич по-прежнему каждое лето приезжал в Красноуфимск, ходил на охоту, часто брал нас с собой. Я уже подросла и охотно ездила вместе с ним в его любимые Ларичи. Останавливались у знакомого охотника и рыболова, который всегда сопровождал доктора. У Сенкевича было разрешение охотиться даже тогда, когда охотничий сезон не был открыт. Брали с собой двух охотничьих собак, беломраморных английских сеттеров по кличке Рекс Манор. Когда Сенкевич одним из первых в Красноуфимске купил легковой автомобиль «Москвич», мы часто ездили за ягодами, грибами всей семьей. Он брал с собой фотоаппарат, сохранилось много сделанных им фотографий, снятых в лесу и дома.
Каждый приезд Сенкевича в Красноуфимск был для всей нашей семьи большой радостью. Как сейчас помню: заходит в дом, как всегда в летнем светлом костюме, в шляпе, элегантный, улыбающийся, целует бабушкину руку со словами: «Мой первый визит к вам». Он приходил к нам ежедневно в 10 часов утра и в 5 часов вечера. Напротив нашего дома была сберкасса. Однажды в 10 часов утра идет мимо Сенкевич, но прежде заходит в сберкассу, через 5-10 минут выходит и направляется к нам. Заходит такой веселый, улыбающийся со словами: «Представьте, мне повезло, я выиграл по облигации!» Кладет на стол 400 рублей - тогда это месячный мамин заработок, и говорит: «Я человек обеспеченный, Александра Захаровна об этом выигрыше не знает, эти деньги вам на дрова». Приближалась осень, дом у нас был большой. 80 кв. м, высокие потолки, большие окна, а у нас небольшая поленница дров, на месяц не хватит. Семья в тот момент - женщины и дети. Бабушка попыталась что-то возразить, но он перебил ее словами: «Не унижайте меня отказом. Если бы моя семья была в затруднительном положении, неужели Василий Иванович не помог?» И обращаясь к маме, добавил: «Чтоб завтра же были куплены дрова».
Прошло дня 2-3, в газете опять появился тираж какого-то займа, и снова та же история: он заходит утром в сберкассу, потом к нам со словами: «Мне опять чертовски повезло, я опять выиграл». И не обращая внимания на бабушку, кладет на стол 500 рублей со словами: «Это на дрова, тех дров, что вы купили на ползимы, не хватит».
Накануне его отъезда в третий раз повторилась такая же история с выигрышем, снова деньги на дрова. Моя тетя Т.В. Кашигина, тогда молодая солдатская вдова, оставшаяся с двумя детьми, вдруг усомнилась в его частых выигрышах. Только Сенкевич ушел, она пошла в сберкассу и спросила у знакомой кассирши, действительно ли он получал выигрыши. Оказалось, что он ни разу не выиграл: чтоб помочь близкой ему семье в более деликатной форме он придумал эти выигрыши.
В конце августа 1953 года Сенкевич поехал в Ларичи, не предупредив никого заранее о своей поездке. Заехал, как всегда, к нам, но дома была одна бабушка, и он поехал один. При переправе через реку на пароме он в нарушение всех правил безопасности не поставил подпорки под колеса «Москвича», не открыл дверцы. Только паром отошел от берега, «Москвич» скатился в воду. Сенкевич ударился лицом о руль, перелез на заднее сиденье, но открыть дверцу машины не смог. Спасти доктора не удалось. Горю не было предела. Похоронили доктора Сенкевича на Красноуфимском кладбище, рядом с могилой доктора Мизерова.
Несколько слов о семье Сенкевича.
Его жена Александра Захаровна, по специальности детский врач, до приезда в Красноуфимск работала в Кургане. У нас бывала очень редко. Я хорошо помню ее холодную вежливость, граничащую с высокомерием. У нас в семье ее не любили. Она была старше Сенкевича лет на 7, некрасивая и неприветливая. Она даже не проводила мужа в последний путь.
Хорошо помню дочь Сенкевича Кингу. Она была похожа на отца, симпатичная милая женщина, очень любящая отца, и любимая дочь. Она родилась в Красноуфимске в 1917 году, закончила институт славистики, жила в Москве. В Красноуфимск приезжала редко. Она умерла в Москве на 76 году жизни, и по ее завещанию урна с ее прахом была похоронена 19 октября 1993 года в могилу отца.
Совершенно не помню его сына Зигмунда. Знаю, что он жил в Свердловске, работал преподавателем в высшем учебном заведении.
Дети Сенкевича и Василия Ивановича росли вместе, что еще более сближало их семьи.
Лиля Вишневская
// Городок. - Красноуфимск, 2004. - №37. - С. 6-7 ; №39. – С. 16-17