Выберите шрифт Arial Times New Roman
Интервал между символами (кернинг): Стандартный Средний Большой
Этот человек прожил жизнь яркую, насыщенную событиями, во многих из них принимал самое активное участие.
Родился Константин Прокопьевич Грибаков 25 мая 1890 года в селе Сулак Сулганского района Саратовской области. Здесь же начал трудовую деятельность в 15-летнем возрасте - сперва рассыльным, а затем помощником волостного писаря. Грамотность, аккуратность в любых делах пригодились ему и в армии, куда был призван в 1911 году. Служил тоже писарем, вплоть до событий революции 1917 года, в центре которых он оказался. Довелось повидать В.И. Ленина, услышать его речь. Идеи большевиков захватили солдата. Поэтому, вернувшись в родное село после расформирования воинской части, Константин Прокопьевич в ноябре 1917 года вступил в партию большевиков. Вскоре был назначен секретарем, членом президиума волостного исполкома.
Потом была гражданская война. Служил в полку «Красная Звезда», где проявил себя как стойкий защитник революционных идей, пропагандист и. агитатор. Поэтому позднейшая биография была связана с работой в партийных, советских органах и по хозяйственной части. С конца 1919 года он трудился в городах Казани, Самаре, Пугачевске на разных должностях.
В 1933 году приехал в Красноуфимск, где и жил до последних дней. Работал директором сельскохозяйственного техникума, затем - ответственным работником горисполкома и горкома партии. С мая 1953 года - директор краеведческого музея. Конечно, все эти годы трудился в полную силу, не считаясь со временем. Очень много времени проводил среди молодежи, считая ее воспитание главным делом коммуниста.
Родина высоко оценила самоотверженный труд этого человека, наградив орденом Трудового Красного Знамени. А жители Красноуфимска присвоили в 1976 году Константину Прокопьевичу Грибакову звание «Почетный гражданин Красноуфимска». К сожалению, спустя три года, 29 июля 1979 года, он ушел из жизни. Похоронен на городском кладбище, в одном ряду с могилами других Почетных граждан города: В.В. Морозовой и Р.В. Горбуновой.
Увы, за давностью лет заслуги этих людей позабылись. Возможно, поэтому нет должного ухода за их могилами. Хочется надеяться, что городская власть возьмет захоронения Почетных граждан под свою опеку. Это было было бы справедливо.
В. Пажгин
Пажгин В. Грибаков Константин Прокопьевич (1890-1979):[Почетный гражданин Красноуфимска]/ В. Пажгин // Знак вопроса.-Красноуфимск, 2001.-N 11. - С. 2.
Е. Рогозинникова всем своим существом ушла в революционное движение. Она была арестована по обвинению в подготовке покушения на Столыпина и взрыва охранного отделения. Мы встретились с нею в доме предварительного заключения. Наши одиночки находились рядом. В тюрьме она не мирилась с перерывом революционной работы и решилась на симуляцию сумасшествия. Отказывалась от еды, не отвечала на вопросы, плакала. Играла она свою роль хорошо.
Начальница послала за фельдшерицей. Толя (так друзья называли Евстолию — прим. ред.) накричала на фельдшерицу, выгнала ее из камеры. То же произошло с доктором. Она сердилась на всех, кто входил в камеру, обеда не брала, непрерывно ходила от решетчатого окна до двери. Мы заглядывали в «волчок». Я видела, что она все время была начеку, боясь ошибиться и выйти из роли. Удивительной казалась эта тонкая правильная игра. Инстинкт подсказывал ей, что надо делать. Вся тюрьма уже знала, что Толя больна. Все были взволнованы или подавлены. Надзирательницы тоже были расстроены. Они перешептывались, расспрашивали нас, как простые любопытные женщины, допытывались причины душевного заболевания Рогозинниковой.
На третий пень произошло наше свидание с Толей. Она сидела на койке, водила по коврику пальцем и что-то говорила. Я подошла ближе. Она схватила меня за руку, притянула к коврику, стала быстро что-то говорить, смотря на меня действительно совершенно безумными глазами. Я не могла удержаться от слез, мне стало страшно: а если? Она же сняла коврик со стены, совала его мне в руки и твердила: «Огоньки — больно...».
С ковриком в руках я обняла ее и сделала два-три шага, пытаясь отойти от двери, в которой стояла надзирательница, стараясь поставить Толю спиной к двери. Это удалось на минуту. Толя успела шепнуть несколько слов — она здорова. Мы чувствовали, что это последнее наше свидание. Надо было уходить, обернуться лицом к двери. Прощай, сестренка! Вскоре Толю перевели в больницу.
Прежде чем начать свои записи о Толе, весной 1926 года, то есть спустя 19 лет, я несколько раз побывала в мрачном здании на Мойке, № 126 — в больнице Николая-чудотворца. Оказалось, там помнят Рогозинникову. Заведующий больницей главный врач Г. В. Рейтц сказал мне: «Я наблюдал ее мало, знаю, что она была добрая, тихая, имела громадное влияние на больных и сиделок. Подробнее не могу рассказать, так как в то время работал в другом отделении». Он назвал фамилию врача, наблюдавшего Толю, и направил к надзирательницам, бывшим при ней в день побега.
Получив пропуск, я с провожатой направилась по темному нижнему коридору, по которому Толя когда-то проникла на двор. Поднялись по так называемой «телефонной» лестнице, все пролеты которой затянуты сеткой, сплетенной из канатов. С некоторым волнением постучали в дверь третьего отделения. К нам вышла надзирательница. Оказалось, что она поступила позже, а старых сиделок в это время в отделении не было. На нас, чужих этому дому людей, больные производили тяжелое впечатление своими странными глазами и асимметрией в чертах лица. Мне тотчас вспомнилось, что Толе пришлось побывать в буйном отделении. «Когда буйные больные приходят в неспокойное состояние, их изолируют, — сказал врач. — Но, конечно, Рогозинниковой могло от них доставаться».